Василий Клёпов - Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]
Гуроны вроде захватили меня в плен и уводят с собой, а Чингачгук идёт по их следам и ищет подходящий момент, чтобы меня освободить. Я незаметно от Хитрой Лисицы делал на кустах и деревьях разные знаки, чтобы Чингачгук мог по ним преследовать гуронов.
Я так увлёкся этим делом, что не слышал ни слова из речей Хитрой Лисицы. А он, оказывается, учил гуронов практически пользоваться компасом и находить дорогу в лесу по разным приметам.
— Молокоедов! — обратился ко мне Хитрая Лисица. — Повтори, что такое азимут?
В это время совсем близко раздался боевой клич делаваров, и из кустов высунулось раскрашенное боевой краской лицо Чингачгука. Гуронские женщины подняли визг, а Хитрая Лисица сделал сердитое лицо, подозвал к себе Чингачгука и сказал:
— Завтра утром зайдёшь к директору в учительскую.
А мне Хитрая Лисица поставил двойку.
Так и получилось, что, оказавшись в незнакомом лесу, на берегу неизвестной реки, я заблудился. Будешь знать теперь азимут, товарищ Соколиный Глаз!
Попробовал я разобраться в своём местонахождении по книге Н. Г. Эверест-Казбекова «Ориентирование на незнакомой местности», но она так написана, что по ней и на знакомой-то местности в два счёта заблудишься.
Я взял бумагу, положил на неё компас и стал на память вычерчивать схему нашего маршрута, как учил Сергей Николаевич. Хорошо ещё, что я знал, как это делать. Потом зарисовал план окружающей местности.
Прибежал Димка и сказал, что вверх, по течению реки никого нет, а есть только дорога. Она выходит к речке, но мост унесло водой, и машины на ту сторону переправляются вброд немного выше.
— А куда идёт дорога на той стороне?
— Идёт вдоль речки, вон за теми кустами.
Я бросил в воду сухую палку и проследил за ней взглядом.
— Ага! Теперь всё понятно.
Но ничего понятного не было, и я сказал эти слова только для того, чтобы укрепить у подчинённых веру в своего командира.
Я нанёс на схему сведения, полученные от разведчика, и у меня получился такой рисунок.
Дело оборачивалось плохо. Мы опять вышли к той же дороге, здесь в любую минуту нас могли увидеть родители.
Мы пообедали и стали думать, как быть. Тут я вспомнил про хитрости краснокожих и приказал ребятам переодеться в чистое платье, потом взял нашу грязную одежду и отнёс на берег речки. Там я положил всё аккуратно на песочек, как делают люди, собираясь купаться или переправляться вброд.
— Теперь искать нас уже не будут! — сказал я. — Подумают, что утонули.
На табличке, где раньше стоял мост, я прочитал: река Выжига. Значит, Зверюга была где-то дальше, и нам следовало переправиться сначала через Выжигу, но она была быстрая, глубокая и холодная. Я думаю, что на дне реки был донный лёд, какой пришлось однажды наблюдать Лон Мак-Фэйну и Ситке Чарли, когда они плыли через пороги ниже Форта Доверия. Я рассказал об этом Димке, он не поверил. Беттлз тоже не верил Лон Мак-Фэйну, а оказалось — факт.
О переправе без лодки нечего было думать. Мы обшарили все кусты вдоль речки, но лодки не нашли. Тогда решили соорудить плот.
Набрали на берегу плавника, подравняли концы, обрубили сучья, чтобы брёвна лежали плотнее друг к другу, и связали их кусками троса. Мой заместитель по технической части, прищурившись, оглядел наше сооружение со всех сторон.
— Правильный плот!
— Ничего себе! — сдержанно отозвался Лёвка.
Потом мы обстругали три гладких шеста для управления и приступили к погрузке. Это оказалось нелёгким делом, и мы здорово вымокли, пока взгромоздили на плот Золотую Колесницу Счастья.
Мне вспомнилась при этом одна сводка Совинформбюро, где говорилось, как наши артиллеристы, прижатые фашистами к реке, не захотели оставлять врагу орудие, перенесли его на плечах на плот и переправили к своей части. Вот так же, как и мы, наверно, барахтались, бедняги, у берега в воде и всё никак не могли угодить колёсами пушки на плот. Мы-то что? А они делали это под огнём!
— Полный вперёд! — скомандовал я, как только увидел, что все собрались на борту.
— Дзинь! Дзинь! Дзинь! — зазвенел Лёвка. Он изображал машинный телеграф.
— Вира! — заорал зачем-то Димка.
— Майна! — приказал я. — Так держать!
— Есть, так держать! — вскричали сразу Димка и Лёвка и оттолкнулись от берега. Нас сразу подхватило течением, завертело, закрутило и потащило совсем не туда, куда нам хотелось.
— Остолопы! Упирайтесь шестами в дно!
— Сам упрись, — огрызнулся Димка. — Нечего командовать! Давай работай!
Момент был критический, обижаться на непочтительный тон моего заместителя было некогда. Я налёг на шест и чуть не слетел в воду: шест до дна не доставал!
Тогда мы стали грести, но у нас была не лодка, а неуклюжий, неповоротливый плот. Он никак не хотел двигаться вперёд, а бешено мчался туда, куда тащила река.
Наконец шесты наши коснулись дна, плот начал поддаваться управлению.
Нас сильно отнесло вниз, но мы всё-таки подплыли к каким-то кустам, схватились за ветки и стали высматривать местечко, где можно было бы причалить. Это не так просто, как, может быть, думают некоторые. Попробуй-ка, пристать к берегу, когда вода быстрая, а сучья хватают тебя за пиджак и за штаны, хлещут, что есть силы, по лицу, в грудь и в бока так, что только держись.
— Полундра! — закричал Димка, и мы легли на плот, потому что нас затащило под такие густые, нависшие над водой кусты, где и неба не стало видно.
Шесты упали в воду, их унесло течением. Река под плотом так пенилась и шумела, что он всё время норовил уйти одним краем под воду.
— Давайте выбираться на берег!
— А как? — спросили Лёвка и Димка.
На такой вопрос, пожалуй, не ответил бы и Ситка Чарли. Я попробовал одной ногой достать дна — не достал, а только зачерпнул полный мокасин холодной воды. Но вылезать всё же надо!
Мы разобрали с колесницы всё снаряжение, разложили поровну по рюкзакам и приготовились отдавать концы. Жалко было оставлять колесницу, но пришлось.
Чтобы замести за собой следы, мы столкнули её с плота, и наша Золотая Колесница Счастья навсегда погрузилась в речную пучину. Раму для хижины мы бросили туда же. Но ящичек с голубем я взял.
— А теперь — за мной! — скомандовал я, опускаясь в ледяную воду. Оказалось не так уж глубоко: мне — по грудь, Лёвке — по горло.
Целый, наверно, час или больше мы выбирались из проклятых зарослей ивы на берегу, переплетённых и так и сяк колючей ежевикой. Лёвка и Мурка уже скулить стали и всё норовили сесть отдыхать. Но я гнал их вперёд, чтобы уйти поскорее от Выжиги, где нас могли легко отыскать.
Наконец, вышли к дороге, о которой говорил Димка, и сели так, как принято сидеть у индейцев и пограничников, — чтобы нам было видно всё, а нас не видел никто.
— Как думаешь, Дублёная Кожа, не пора ли нам поскорее оторваться от наших преследователей?
— Ты сказал мудрое слово, Молокоед, — кратко, по-индейски, ответил Димка.
— Я думаю, Дублёная Кожа, нам надо попытаться сесть на попутную машину.
— Правильно! — закричал Лёвка, который никак не мог понять того, что мужчину украшает не крикливость и суета, а сдержанность, спокойствие и неторопливая речь. Это понимали ещё краснокожие Фенимора Купера.
Машину пришлось ждать недолго. Со стороны реки мчался грузовик с пустым кузовом. Я выскочил на дорогу и поднял руку. Шофёр сказал, что может подвезти нас только до Чёрных скал, а к Золотой долине нам придётся идти пешком километров десять с гаком.[28] Мы всё же забрались в кузов. Скоро дорога повернула от реки, и мы въехали в село Берёзовку. Я постучал в кабину и попросил шофёра задержаться на минутку у сельсовета. Он остановил машину, и я пошёл сообщить председателю о нашем ночном приключении и о том, что где-то поблизости бродит сейчас враг. Председатель переспросил насчёт фамилии, которая значилась в паспорте этого фрица.
— Странно! От нас недалеко, действительно, живёт лесник по фамилии Соколов, но он человек вне подозрений.
— Да как вы не понимаете! Этот фриц потому и взял паспорт на имя Соколова, что Соколов — хороший человек.
Председатель успокоил меня, обещал принять меры и дать знать, куда следует. А мне только это и было нужно.
После Берёзовки машина помчалась прямо на север. Мы были мокрые, ветер прохватывал нас насквозь. Я достал кальцекс[29] и дал каждому по две таблетки, чтобы не заболеть гриппом. Скоро мы доехали до Чёрных скал, где шофёр показал нам едва заметную тропинку, которая должна была привести трёх мужественных и отважных к Зверюге.
— Не мешало бы погреться, Молокоед, — сказал Димка, как только мы оказались в лесу.
— Хорошая ходьба греет лучше огня, — ответил я Димке и, думаю, что сам Чингачгук одобрил бы краткую мудрость этих слов. — Нам некогда рассиживаться у костра, Дублёная Кожа. Уже вечереет, а до Зверюги ещё далеко.
